Гарантия «мой талант» — это мало

Дмитрий Астрахан известен широкой публике как актёр. Так уж повелось, что зритель несёт свои лавры тому, кого знает в лицо. Но „лицедейство“ в высшем смысле этого слова – всего лишь одна грань таланта Дмитрия Астрахана. Немногим известно, что урожденный ленинградец по образованию – театральный режиссёр. Сегодня Дмитрий в гостях у нашего журнала.

– Существует мнение, что кино можно снимать и без образования. А как вы думаете?
– Свой первый фильм я снял в 1991 году („Изыди“. – Д. Б.), а до этого уже десять лет работал театральным режиссёром как в Москве, так и за её пределами (в Свердловске, Омске. – Д. Б.). В том числе в Театре юного зрителя, где, кстати говоря, непрофессионалы не работают. То есть к этому времени я уже что-то умел. Да, мне не хватало знаний съёмочной площадки. Я должен был быстро уяснить практическое отличие режиссерской работы в кино и в театре. Но делать нужно было то же самое, что я и делал до этого, – ставить спектакль, который потом можно будет пересмотреть бесчисленное количество раз.
– Вы продюсер, режиссёр, актёр. Какая голова трёхглавого дракона Астрахана для вас самая любимая?
– У меня нет растроения личности. Я всегда одно целое. К примеру, на съёмках фильма „Высоцкий. Спасибо, что живой“ я при всём желании не мог отделить мою режиссёрскую составляющую от актёрской роли. И поэтому режиссировал себя на съёмочной площадке. Они хотели предательство Высоцкого Фридманом, директором концертного зала в Узбекистане, снять общим планом. Я говорю: «Bы что издеваетесь? Иуду – издалека?!» И потом спасение Высоцкого Фридманом я тоже предложил снимать крупным планом, говорил оператору всё вплоть до ракурса и прочих деталей. И на монтаже все со мной согласились, а сцена стала ключевой.
– „Переигрывание“ в актёрстве профаны часто именуют чрезмерной театральностью. А что для вас „переигрывание“?
– Для меня переигрывания не существует. Я скажу просто – это плохой актёр. Он плохо играет. Разве в театре надо играть по-другому, чем в кино?.. Если Смоктуновский гениально играет в театре, он гениально сыграет в кино. Конечно, профессиональный актёр знает: в театре нужно направить игру на весь зал, перед которым стоишь, который осязаем. А в кино играешь для воображаемого неисчислимого зрителя, который появится потом. Но инструментарий один и тот же. Другое дело, что талантливый актёр у хорошего режиссёра с лихвой раскрывает всё, на что способен, а у плохого – в лучшем случае спасёт фильм. Иногда актёру сложно распознать свою лебединую роль.
– Когда режиссёру труднее работать, когда фильм снимают на государственные средства или на частные инвестиции?
– Когда у фильма есть бюджет, уже легче работать. Частные спонсоры прекрасны, но как вы убедите их, что их деньги оправдаются? Я вспоминаю, в молодости я в Лос-Анджелесе познакомился с девушкой, она была вторым режиссёром в Голливуде. Мы сидели с ней в баре, и она всю ночь рассказывала, как трудно сегодня было снимать. Всю смену все шесть спонсоров сидели на площадке и после каждого дубля вносили свои поправки, дергали режиссёра, задавали вопросы.
Это фонду кино вы можете сказать: «Спасибо за помощь, но фильм не стал кассовым, извините.» А вот с фирмами так не пойдёт. Перед тем как дать вам средства, они скажут: „А какие гарантии, что наши деньги оправдаются?“. Вы ответите: „Гарантия – мой талант“. Они вам скажут: «МАЛО» (смеётся). Поэтому с государственными фондами кинематографисту работать приятнее. Цензуры, социальных заказов сейчас нет. Любой здравомыслящий кинотворец понимает, что фильм в первую очередь должен любить зритель, а не заказчик.
Дарья Бережницкая.

Написать комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

ПОЗВОНИТЕ МНЕ
+
Жду звонка!