У каждого из нас, живущих в Германии выходцев из других стран, есть в душе уголок малой и большой родины. Там в тишине живут наши детство, юность, родные люди. А москвичка Светлана Зайцева, поэт и переводчик, хранит в таком уголке воспоминания о Германии, где провела свои школьные годы. Светлана – автор многочисленных журнальных публикаций и двух сборников стихов, лауреат Пушкинского конкурса «С веком наравне», участница Третьего форума молодых писателей России. Другой московский поэт – А. Моисеев – написал о Светлане: «Ее стихотворения – скорее мужские, без сантиментов, порой жесткие; но в каждом из них за внешней сдержанностью можно различить биение сердца, кипение страстей, радость и отчаяние, нежность и сострадание. Ни в одной строке вы не найдете фальши, зависти, жалости к себе, заигрывания с читателем…»
Светлана Зайцева
НЕМЕЦКАЯ ШКОЛА
Кое-что ты знаешь.
Теперь давай о другом.
Но как равный с равным –
Не девочка-недотрога!
В умной книге прочла:
«По-немецки – только с врагом.
По-французски – с женщиной.
И на латыни – с Богом».
Про немецкий – правда:
Совсем не дамский язык.
Но не мне выбирать:
Биографию делал папа.
По себе стругал
И нежничать не привык:
До сих пор по-русски –
Коряво и косолапо.
Я дружила с рыжей.
Её – за красу волос,
А меня – за пустяк:
(Принадлежность
к славянской расе)
Мордовали страшно:
Со взрослой злостью, всерьез.
Мы за первой партой
Вместе сидели в классе.
Немцы в «яблочко» лупят,
А русские – в «молоко».
Я дралась, как могла.
Защищала младшего брата.
***
Разучилась плакать.
Ты думаешь, так легко
Быть в Германии дочкой
Советского дипломата?!
Мать – лишь шмотки да тряпки.
А сказки мне на ночь – он.
И, ответив честно
На детские «вас-ист-дасы»,
Папа жизни учил:
«Улыбайся – первый закон».
Во второй, и в третий, и в сотый раз:
«Улыбайся!»
Худо-бедно умею.
Тому же учу детей —
И ошибки их робкие
С русской тоскою вижу.
Кое-что всё ж усвоила я
С молодых ногтей:
Если бьют – то к брату.
И уважаю рыжих!
Как дуреха,
В чернилах пальцы испачкав свои,
Назубок затвердив
Все неправильные глаголы,
Знаешь, что я любила?
— Ставить точки над i.
И люблю до сих пор.
Немецкая, братец, школа…
29 ноября 2002
ГЕРМАНСКИЕ МОТИВЫ
Так разминулись Зигфрид с Брунгильдой,
Брачное дело решив — мечом.
Марина Цветаева
Шесть раз облетала с высоких деревьев листва,
Шесть раз возвращались к заброшенным гнёздам пичуги,
А я всё старалась найти дорогие слова
И слабые звенья в твоей неприступной кольчуге.
Ударю нагайкой по крупу гнедого коня.
Не в светлом лесу – я иначе, иначе погибну!
До первого снега не ждите обратно меня.
Будь счастлив, мой Зигфрид!
Люби свою дуру Брунгильду.
Но рыжие гривы, как два языка, сплетены.
Один на двоих этот обруч – калёный, железный.
И мы доживём до седьмой, настоящей весны.
Мы оба, дружище, в клокочущем Рейне исчезнем.
Вослед мне летит остриё – ледяное «прости».
– А я тебя, Зигфрид, ещё в прошлой жизни простила!
Тебе одному этот крест безутешный нести.
Кто старое вспомнит… Не помню! Что было, то сплыло.
Промчусь мимо башни и древних дубовых ворот.
– Что станется с нами? Не знаю, мой Зигфрид, не знаю!
Но песня – не ждёт, и стрела негодяя – не ждёт.
Под левым ребром долгожданная осень седьмая.
ГОРОД МЕФИСТОФЕЛЯ
Сергею Анохину,
брату
…А мне в ту ночь приснился младший брат:
Смущенный взгляд и чуть курносый профиль,
И город, где картаво говорят,
Где правит забулдыга Мефистофель…
По ярмарке рождественской мы шли
И по-саксонски тихо говорили.
И выгибали гладкие рули
Летящие в Берлин автомобили.
Братишка мой по имени Сергей
За три минуты мне устроил визу.
И вот иду средь башен и огней,
И Лейпциг – настоящий Лейпциг! – вижу.
Пускай не сон, пускай – пустой каприз!
(Я жду зимы, как зайцы ждут Мазая),
А по ночам без паспорта, без виз
Места родные тайно навещаю…
Лепнина анонимного метро,
Эклектика и траурные марши…
Побыть занятно младшею сестрой,
Но я всю жизнь была сестрою старшей.
NA UND?
Новый год крадётся, как чёрный бездомный кот
К густой сметане: десятку смешных секунд.
В узких зрачках его — времени тихий ход,
Пляска огня и сумрачное: „Na und?“*.
Он нелеп и неловок, как старенький дирижёр:
Не поймёт, почему его гонят метлой взашей.
Пусть идёт в Страну Молочных Фей и слепых обжор
И ловит там серых, как зимний рассвет, мышей.
КАК СПРЯСТИ ИЗ СОЛОМЫ ЗОЛОТО?
Ach wie gut, dass niemand weiss,
dass ich Rumpelsieltschen heiss!*
(Maerchen der Brueder Grimm)
В этом зеркале, мной расколотом,
Дремлют лунные фонари…
Как спрясти из соломы – золото?
– Ты мне правды не говори!
Злой король запирает в комнате,
Заставляет меня: „Пряди!“
А солома-то больно колется.
Что-то страшное впереди…
Отдала тебе бусы алые,
Крестик, спрятанный от отца.
Как тебе угодить, не знала я.
И румянец сошёл с лица…
И зачем тебе чадо милое?
– Не жена тебе, не сестра!
И кружась, словно над могилою,
Ты танцуешь вокруг костра.
Все секреты твои разведаю.
Дочь от чар колдовских спасу.
Ну, а золото – эка невидаль!
И мерцают огни в лесу…
БАЛТИЙСКАЯ ПЕСНЯ
Чайки кричат, как торговки на рынке.
Грусти и боли не вижу ни в ком.
Ну-ка, снимай поскорее ботинки –
И по песку – босиком!
– Здравствуйте, сказочник! Здравствуйте, Гофман!
Как поживает Ваш главный герой?
В море не страшен ни ветер, ни голод –
Только объятья раскрой!
– Здравствуйте, Кант! Вы сегодня не в моде.
Что Вам до пыльных зачитанных книг?
Снова одеты Вы не по погоде,
Мудрый немецкий старик.
Не потеряться мне в сказке немецкой:
Всё здесь знакомо и мило, как встарь.
– Здравствуй, моё непутёвое детство!
Здравствуй, балтийский янтарь!
Счастьем и радостью здесь не торгуют.
Ветер в ветвях и вдоль берега – след.
– Песню другую – и душу другую
Вряд ли отыщешь, Поэт!
29 октября 2014
Светлогорск,
Калининградская обл.
ЛЮБИМЕЦ ФЕЙ
В огороде моём скоро вырастет сладкий лук…
– Да, от этой сказки можно сойти с ума!
Обниму тебя, крошка, всем телом прижмусь к стеклу.
– Мой сынок, не придумала
я ли тебя сама?
На затылке твоём – три огненных волоска.
Ты мурлычешь котёнком, ты знаешь секреты фей.
Ты – уродец, мой милый, но смерть твоя так близка!
Я же – мать твоя! Шепчут мне Ангелы: „Пожалей!“
Ты противен и гадок другим, как большой паук,
А войди в наш дом – ни на грош не найдёшь тепла.
Не твоя вина – ты не знал материнских рук.
Я стыдилась тебя, запирая
в слезах в чулан.
Вот и вырос ты. Что я могу о тебе сказать?
Да, без чар колдовских здесь точно не обошлось.
Как больному зверьку, загляну я тебе в глаза,
Но твой взгляд змеиный пронзает меня насквозь.
Как обнять такого? Отступится даже мать!
Буду прятать тебя я в погребе до седин.
Что ж, старухе Луизе к горю не привыкать.
Не паук ты, а крошка Цахес – любимый сын!
Расчешу твои кудри, игрушку найду в траве…
Скоро ливень обрушится,
всё на пути губя.
– Как ты выживешь, крошка Цахес, любимец фей,
Если старая мать откажется от тебя?