…Но вся Россия пела Окуджаву,
Высоцкого, запретам вопреки.
Хрипела страсть, будящая державу,
Вздыхал Булат — смолкали остряки…
Есть голос крови. Голос поколенья.
И вопиющий глас. И голоса…
Мне голос был: поэты как поленья
Трещат в печи, а истина — боса…
О.Бешенковская. Мои современники (венок сонетов)
Ольга Бешенковская — вертикальный поэт «духа», совесть человечества. В одном из своих замечательных сонетов, посвященных современникам-поэтам, Бешенковская говорит о «бескровной» роли поэта с потрясающей звукописью и аллитерацией:
И слишком поздно, век затихнет скоро…
И каждый, за свою схватившись боль,
Поймет: не сор мы – сон, мы сонм и город,
Но не Россия… Призрачная роль…
О нас напишут, ведаю заране:
Бескровны жизнь и смерть на поле брани.
Слово Бешенковской всегда весомо, ритмически виртуозно и семантически предельно концентрировано, обладает невероятной эстетической силой, а экспрессия драматизма достигает, если можно так выразиться, «бешеного» нравственного накала. Абсурдность окружающей поэта советской жизни, выплескивающейся в ее «заснеженных» строках, поражает предельной искренностью и холодит нездешней изморосью. Собирательным образом отчуждения, «занавеси» от внешнего мира пошлости и равнодушия становится снег.
Образ снега достаточно традиционен и мы можем встретить немало примеров использования этого мотива и в ХIХ веке. Причем А.С. Пушкин активно использовал образ снега, вьюги, метели не только в поэзии, но и в прозаических произведениях. В поэзии «серебряного» века активно обращались с образу снега и А. Блок, и С. Есенин, и И. Бунин. У Бориса Пастернака мы найдем образ снега-покрова, свидетельствующего об имманентной красоте мира и животворящего буйства природы. У Ольги Бешенковской яркий и жизнерадостный пастернаковский образ сменяется трагическим отчуждением мира зримого от мира истинного, скрытого от глаз. Тайного, но не менее существенного и явного, чем явление природы. Снежное явление достигает кульминации в поэме Ольги Бешенковской «Снегопад», являясь тем крещением, что навсегда и трагично отделяет безликих обывателей «с их жизнью одноклеточной» от поэта-пророка, чьи чувства оголены, как струны, на которых природа играет свою сакральную мелодию. Снег в данном случае является попыткой «очищения» людей и напоминания им о чем-то более важном и существенном, чем их «жизнь голубых простейших за стеклом»:
Наивный снег, отвыкший от народа,
Светящийся, как памяти пунктир…
Нормальное явление природы,
Постой у врат в нормированный мир!
Там воздух неестественен и сер,
Вещам и людям выдаются бирки,
И в комнатах, прозрачных, как пробирки,
Так призрачно мерцают ИТР.
Рефрен «а снег идет» придаёт поэме трагическое звучание. Снег, как неземной саван, потусторонний покров, расставляющий бытийные акценты и предупреждающий о чем-то важном и утраченном людьми в сутолоке повседневности, продолжает появляться и в следующих стихотворениях Ольги Бешенковской:
Заснеженный трамвай
На ветке – снегирем.
Когда-нибудь давай
Нечаянно умрем.
На остановке Грусть
Так сладко умирать…
Качнётся на ветру
Табличка в номерах.
Сапог и рукавиц
Морозный перепляс,
Не видя наших лиц,
Закапывает нас.
Осесть под снегом в снег,
Мелькнёт в зрачках трамвай…
– Заждался человек…
– Бывает… Зарывай…
Интересно, что образ снега и бинарная оппозиция белое-черное рефреном проходит через многие поэтические сборники поэта. Например, в стихотворении «Ярмарка» (цикл «Граненый район»):
Белый снег идёт,
белый снег…
Чёрный негр идёт,
чёрный негр…
Ну и что с того,
что с того?
Бог с тобой, перо,
что c тобой?
Автор раз за разом демонстрирует ситуацию отсутствия жизни, обыденности, убивающей творческое, креативное начало и омертвляющей человеческую душу. Лирическая героиня Ольги Бешенковской противостоит миру бюргерской приземленности и пошлости, где вдохновение продается, как фиалка, по два талера за штуку. Животворящий творческий дух расцвечивает однотонный мир искрящей игрой воображения. В мире, где все просто, пресно и неинтересно, живое сердце поэта перестает биться в унисон музыке любви, разум бездействует, а в беспробудном сне фантазии гаснет любая вольная мысль:
Если б это шёл первый снег,
А под снегом шёл первый негр!
Или если б шёл белый негр,
А над негром шёл чёрный снег!
Продолжая формулу Е. Евтушенко «поэт в России больше, чем поэт», Ольга Бешенковская делает лирических героинь своих поэм волшебниками, волею небес оказавшимися заброшенными в мир равнодушия и духовной слепоты. Поэт — чародей, пророк, способный магией слова прозреть грубую кору вещества и «глаголом жечь сердца людей», открывая им глаза на истинную суть вещей.
Но сущность вещей, скрытая от обывателя и недоступная поверхностному взгляду, оказывается неразрешимо трагична. Антиномия добра и зла, гения и злодейства актуальна, как и двести лет назад, во времена А.С. Пушкина и М.Ю. Лермонтова. И к сожалению, почти ничего не изменилось в озлобленной реакции толпы: по прежнему «бросают бешено каменья» в того, что пытается петь «любви и правды чистые ученья»:
Где научиться чтенью между веток?
Лишь между веток, а не между прочим.
Но древо родословное, увы,
Надломлено.
Оторванные листья
Упрямо засыхают завитками
И общество защитников природы
Их стряхивает в мусоропровод.
Труха и мусор листьев и листов.
Безлиственность
Безликость.
Беспогодье.
Беспочвенность всего и всех —
на почве —
Броня и бронь удобного асфальта
И перебранки крошечные птиц.
Это строки из поэмы «Реквием ХХ веку», входящей в поэтический сборник «Надпись на рукописи». Мощнейшее трагическое звучание «Реквиема», написанного белым стихом, пронизывает поэму от первой до последней строки. Отсутствие рифмы подчеркивает разобщенность людей и отсутствие внутренней гармонии в мироустройстве, где каждый предназначен себе, где никому нет дела до своего ближнего… Предельная обнаженность одиночества ледяных сердец, подобных сказочному Каю и пустынных душ, выжженных равнодушием, скукой или ненавистью, словно войной, вселенским холодом сквозит в каждом слове, каждой метафоре.
Безлиственность. Безликость. Беспогодье.
Тройное «без» в данном случае подчеркивает суровую семантику «вечной мерзлоты» людских душ. Дефицит живого чувства, человечности и тепла — вот трагическая примета ХХ века, ставшего веком отъединения, отстранения, отчуждения.
Многие упрекали Ольгу Бешенковскую в снобизме и высокомерии, кто-то не мог простить ей независимости и резкости суждений. Но, читая «Реквием ХХ веку» понимаешь, насколько эти выпады и укоры несправедливы. Трагизм ее мироощущения, «крупный план» ее поэтической оптики, поднимающей читателя над отдельными личностями и собственной судьбой и дающий панорамное виденье, еще раз доказывает: Ольга Бешенковская — поэт-философ, чья поэзия вобрала в себя боль за все человечество. Боль, которая дает пропуск в бессмертие, но оказывается слишком тяжелой ношей для одного сердца и одной души, какой бы широкой она ни была.
Поэт — пророк вынужден платить очень высокую цену за свой дар. Чем выше одаренность, тем выше цена. А мы в очередной раз можем восхищаться силой духа поэта, не изменившего себе. И скорбеть, что плата за бессмертие такая же, как и во все времена, — жизнь.
Арсений ВОЛКОВ,
март 2018