Народная артистка, режиссёр и продюсер Елена Цыплакова – звезда российского кинематографа. Зрители помнят и любят её вот уже полвека – с самых первых ролей в фильмах «Не болит голова у дятла», «Ключ без права передачи», «Школьный вальс»… Всего за спиной Елены Октябревны почти пятьдесят актёрских работ в кино и более десятка режиссёрских. Интервью с корреспондентом журнала «Баден-Вюртемберг» о жизни и творчестве актрисы началось с разговора о её детстве…
kinopoisk.ru
– Вы росли в семье промышленных художников-графиков. И, кроме того, ваш отец писал портреты. А хотелось ли вам самой стать художницей, пойти по стопам родителей?
– Я рисовала с раннего детства, ходила в художественную школу, и в основном мне нравился карандаш. Однажды, когда училась на актёрском факультете и приехала домой на каникулы, папа передо мной поставил натюрморт, и все каникулы я его писала маслом. Мой отец, достаточно жёсткий человек, в итоге сказал: «Ну, несколько сантиметров живописных есть, замечательно». Увлечений было много, но суматошная киношная жизнь меня от них отвлекла. Сниматься я начала очень рано – в 14 лет, и вот уже сорок седьмой год работаю в кино. Два высших образования – актёрский и режиссёрский факультет ВГИКа, огромное количество актёрских и режиссёрских проектов… Но выросла я в доме, в котором повсюду были рисунки, обрезки бумаги, фотолаборатория в ванной, это была просто удивительная атмосфера.
– Сохранились ли работы вашего отца?
– В моём доме висят портреты и писанные маслом пейзажи работы отца. Есть расписанная вручную шкатулка, которую он делал для мамы. У него была открытая форма туберкулёза, он часто лежал в больницах, рисовал врачей и дарил им их портреты. Однажды мой друг, владелец галереи на Невском проспекте, почитал письма отца и сделал двухдневную выставку его художественных работ в композиции с письмами. Письма чудесные, в них много важных лично для меня вещей. Одно отец назвал «Посланием к поколению», несколько страниц печатным мелким шрифтом содержали такие напутствия: «Не отпусти радости труда, чтобы не обрести бремя существования», «Старайся вводить себя в каждый новый день осмысленно и ново, тогда жизнь не будет скучна»… К сожалению, сегодня такая вещь, как бумажные, вручную написанные письма, которые можно взять в руки и ощутить их энергию, практически утрачена. Отец был одним из последних художников в Питере, который писал тексты кистью, рука у него была фантастически искусной. А ещё он придумал потрясающий фотонабор, и я помню, как в моём детстве мы вырезали из журналов буковки, наклеивали и фотографировали…
– Не испытывали ли вы некий страх, оказавшись на съёмочной площадке в 14 лет?
– Нет. Было очень интересно. Динара Асанова была уникальным режиссёром, она создавала такую атмосферу, что у всех было одно главное ощущение – сотворчества. И это было потрясающе.
– А как складывались отношения с другими режиссёрами, например, с Кареном Шахназаровым?
– Замечательно! С Кареном Шахназаровым мы начали сотрудничать, когда я уже окончила актёрский факультет. Я работала с большим количеством чудесных режиссёров, могу сказать, что у меня интересная творческая судьба.
– Какие из ваших первых ролей на вас особенно повлияли, стали вехами становления вашей личности?
– Если серьёзно задумываешься над судьбой героинь, то каким-то образом в этом отрабатывается и личное отношение к жизни. Наверное, такими серьёзными картинами стали «Школьный вальс» и «Счастливая, Женька!», героини которых имели сильные характеры, а это самое главное. Я до сих пор люблю Зосю и Женьку, они сами отвечали за свою жизнь и за свои поступки, ни на кого не перекладывая вину.
– Сложнее ли вам играть роли после серьёзного опыта режиссёрских работ?
– Режиссёрский опыт мне, наоборот, помогает. Для меня та и другая профессия дополняют друг друга, ведь актёрство тоже требует умения выстроить какую-то режиссёрскую линию развития образа. Но актёр отвечает только за свой образ, а режиссёр за всю картину. И в этом смысле мне режиссура интересней, но я продолжаю также сниматься, предлагают пока еще. Уже бабушки пошли! (смеётся)
– Есть ли у вас любимые роли?
– Каждая работа интересна и важна. Это определенный период жизни, связанный с конкретными людьми. Есть картины, которые очень популярны, но я их не люблю, потому что съёмки не принесли мне ни духовной, ни человеческой радости. Считаю, что в любой, даже очень неудачной работе, всё равно расходуются внутренние силы и энергия на общение, на попытку сделать из этого что-то настолько серьёзное и глубокое, насколько это возможно.. Иногда даже на съёмках неудачных картин было такое потрясающее общение с партнёрами или рождались свои собственные глубокие размышления… Это бывает подчас дороже любого профессионального успеха.
– Что послужило причиной рождения страшного, но безумно душевного фильма о жизни детей в детском доме «На тебя уповаю»? Почему он назван именно так?
– Название «На тебя уповаю» – это фраза из псалмов Давида. Уповаю не только на Бога, но и на человека. Во время войны не было детских домов в таком количестве, как сейчас, детей старались пристраивать в семьи. А сегодня происходят чудовищные ситуации, когда от детей просто отказываются. Когда мы готовились к съёмкам, ездили по детским домам, и там были очень красивые, хорошие, новые игрушки, на которые смотришь и понимаешь, что ими не играют… Поэтому мы сделали такой страшненький детский дом. Когда меня спросили, почему мы сделали так, есть, мол, другие детские дома, я ответила, что хочу, чтоб у людей не возникала сама эта мысль – сдать ребенка…
– В этом фильме снимались детдомовские дети? Сложно ли было работать с такими малышами?
– Дети у меня снимались разные – из детских домов и домашние. Главную героиню играла домашняя девочка Наташа Сокорева из Минска. Она потрясающая: в свои пять лет работала, как записная актриса. Я ей говорила – пошла, повернулась, вздохнула, посмотрела, и она всё это делала! Дети становились на два ящика перед микрофоном, я за плечико трогала каждого, и они сами себя озвучивали по одной фразе, потому что четырёхлетних и пятилетних детей невозможно озвучивать артистами, получится фальшиво. Я снимала двух братьев, у которых мама одна, а папы разные. И я увидела, как мама пришла к детям на свидание. Эта мама не произвела на меня впечатления какой-то алкоголички или опустившейся женщины, она была хоть и дёшево, но прилично одета. Дети рыдали, нянька на неё орала, мол, зачем ты ходишь, детей расстраиваешь. А эта молодая женщина родила шестерых детей и всех сдала в детский дом… Ещё один мальчик снимался, у которого на глазах спивался отец. Когда тот приходил, мальчик был счастлив, сиял. Отец этот очень быстро умер… Ещё у одного маленького актёра родители были лишены родительских прав, потому что ребёнок траву во дворе ел от голода. Это был 1992 год. Судьбы разные.
– Был ли этот фильм в прокате?
– Несмотря на то, что фильм получил несколько достаточно весомых наград, на экраны он не вышел. А на телевидении появился лишь спустя четыре года, и то рано утром или поздно вечером, потому как прокатчики сказали: «Зачем такое грустное кино?». Для меня эта картина очень дорога, в то время снимать некоммерческое кино было подвигом.
– Как этот фильм влиял на людей?
– Однажды я показала его в детском оздоровительном лагере ученикам начальной школы.. После просмотра спросила детей, какое впечатление произвёл на них фильм. Мальчик лет семи со слезами на глазах обнял меня за ноги, а девочка, его ровесница, сказала: «Мне их так жалко… Я поняла, с мамой не надо ругаться!». Говорили, что, посмотрев эту картину, матери переставали кричать на детей.
– Случались ли во время съёмок комичные ситуации с юными актёрами?
– Были смешные моменты, когда дети сами себя озвучивали. Самому маленькому мальчику было 4 года, я попросила его помочь такому же юному коллеге – озвучить плачущего героя, наказанного нянькой. К слову, Иру Розанову, которую я уговорила сыграть эту жуткую няньку, её мама, народная артистка, отговаривала от съёмок: «Ира, не снимайся, тобой будут детей пугать!» (смеётся). Так вот этот мелкий пришел, встал на два ящика перед экраном. Я ему сказала, что купила для него большущую шоколадку. Он приказывает: открой! Открыла. Дай понюхать! Дала. Теперь давай, плакать будем. Мы начинаем записывать, я его слегка шлепаю по попе, а он смеется! Не-ет, говорит, у тебя не получается, пусть дядя Володя (звукооператор) меня бьёт! Тот взял какой-то шнур, и по попе мальчишке шлёп! Запись, он плачет, стоп. Поворачивается, как? Говорю, плохо, не попал! Попал только с третьего дубля. Слез с ящиков, взял свою шоколадку в половину его роста подмышку и ушёл. Заработал!
Маленькие дети воспринимают съёмку как игру. Конечно, нам приходилось снимать небольшими кусочками. Была масса специфических моментов: мне приходилось, например, показывать, как надо лазить под детским столом….
– А дети постарше принимали участие в ваших проектах?
– Да, мы снимали детский шестисерийный фильм «Полосатое лето», там были уже дети 10-11 лет. Вот с ними было сложнее: переигрывают, и начинается фальшь. Хотя они у меня там такое творили – пели и играли в ансамбле, танцевали, плавали под водой, скакали на лошадях, делали трюки! Николай Расторгуев в сериале играет негодяйского музыкального продюсера, который за 100 долларов купил у мальчика песни, а Алексей Булдаков – начальника детского лагеря. В фильме звучат хорошие песни, которые написал Николай Парфенюк, и поют их дети.
– Как у вас возникла идея фильма «Камышовый рай»?
– Я не снимаю развлекательное кино, могу лишь использовать какие-то элементы юмора в картине. Для меня кино – это как служение. Меня всегда интересовало духовное, серьезное кино. Когда дали почитать сценарий, даже не дочитав, приняла решение снимать. История основана на реальных фактах. Авторам сценария, Игорю Агееву и Сергею Белошникову, о лагере бомжей рассказал один милиционер, служивший в Тургайских степях в Казахстане.
Когда мы искали место для съёмок, приехали сначала в Гурьев. А ездят обычно режиссёр, художник, оператор и администратор. И я сказала: «Ребята, никому не даём читать сценарий, для всех – мы снимаем про любовь с погонями». На нас очень подозрительно смотрели, когда мы искали камыши для съёмок. Выехали из Гурьева в сторону Астрахани, поближе к родине, и увидели камыши. А в них, буквально через 50 метров нашли брошенный барак, чуть поменьше, чем тот, который мы построили специально для фильма. Это, видимо, было знаком свыше… В то время была достаточно распространённой ситуация, когда бомжей, маргиналов, и просто людей, которым не повезло в жизни, использовали на производстве строительных материалов для колхозов. Поэтому, когда фильм вышел, его не пустили на экраны во всех южных республиках. И это несмотря на отсутствие прежней советской цензуры… Карен Шахназаров и его объединение на «Мосфильме» дали нам возможность снять этот фильм. Мы сняли, но проката, такого, как хотелось бы, не было.
– Как люди воспринимали «Камышовый рай»?
– На выступлениях, где я показывала картину, обязательно сидели один-два бомжа. На одном из просмотров в Кишинёве я вышла после фильма и предложила зрителям высказать своё мнение о нём. Поднялся мужчина в сомбреро с седыми кудрями до плеч, прошёл мимо меня на сцену, смотрит на зал и молчит. Интересная, думаю, реакция. Ему из зала говорят: «Шляпу сними!». Снял. И дальше молчит. Из зала кричат: «Чё сказать-то хотел?». И он ответил спокойно: «Мне 42 года, я прожил свою жизнь как баран, и я это понял сейчас. Больше так жить не буду». Помолчал ещё и ушёл. У меня в финале картины герой идет и говорит: «Я не баран, я не баран…», потому что в лагере люди на «баранов» и «пастухов» делились.
Финал фильма я изменила. В сценарии герой приходит в поселок для того, чтобы начать другую жизнь. Я не стала делать успокаивающего «хорошего конца». Говорили, что это очень жёсткое кино. Но для меня жёстко, когда людей закрывают в сарае просто на доску, даже без ключа и замков. Это добровольно принимаемое унижение. В фильме не так уж много ужасающих сцен. Да, там есть наказание на столбе, но это выбор каждого человека, как себя повести, как поступить. Дают человеку кнут, будет бить или нет? Фильм снимался для того, чтобы каждый задумался о том, кто он и как живёт.
– Кроме фильмов, вы снимаете сериалы. Какого они характера? Есть ли новые проекты?
– Мы делаем фильмы для канала «Россия 1». Только что сняли сериал «Несломленная» о молодой успешной бизнес-леди, чья жизнь разрушилась в один момент, и её из-за проворовавшегося и инсценировавшего убийство мужа, беременную, посадили в тюрьму. Фильм о том, как она выруливает из этой ситуации, не сломавшись. Конечно, там страшно. Я там играю одну из заключённых и веду с главной героиней разговор, она спрашивает: за что это ей всё, почему? А я ей – а может быть, для чего? Важно не то, что ты здесь сидишь, важно, какая ты отсюда выйдешь. Господь тебе дал время подумать, понять свою жизнь. Привожу слова Бердяева о том, что «истинный смысл покаяния в начале новой жизни».
Перед «Несломленной» был снят сериал «Свидетельство о рождении», в котором я тоже играла. Один из будущих проектов – четырёхсерийный фильм «Когда закончится февраль». Он о трудной судьбе женщины, пережившей страшные вещи. Готовимся пока к съёмкам.
– В интернете критикуют сериал «Ласточка», но многие отмечают, что вы со своей ролью справились блестяще. Мне попался такой отзыв: «Вот кто играет на полную катушку, достоверен и органичен, это Елена Цыплакова. … Умная, профессиональная актриса, точна и выразительна в каждом эпизоде…». Расскажите!
– В «Ласточке» я играю одержимую, сумасшедшую убийцу. Многие мои друзья меня даже не узнали в этом фильме. Я там страшненькую тётеньку играю. Когда мне предложили почитать сценарий, я прочитала 14 серий, последние ещё не были написаны. И вот меня уже утвердили, костюм и грим подобрали, и вдруг приходят последние две серии, в которых выясняется, кто преступник. А это, оказывается, мой персонаж! Режиссёр, знающий, что я верующая, сказал, что не обидится, если откажусь от роли. «Это абсолютное зло», – добавил он по поводу моей героини. И я задумалась. Много лет твердила актёрам, что нельзя оправдывать отрицательного героя какими-то обстоятельствами, это становится личным грехом и может преследовать человека. И тут мне предлагают сыграть эту сумасшедшую тётку… Решила играть.
Я знаю, что такое шизофрения, одержимость, беснование – я это видела. Поняла, что должна сыграть так, чтобы людей тошнило от этого образа, от этой бабы! Её нельзя оправдывать, нужно играть чудовище. Позже говорили, что героиня сериала Ольга многих повергала в ужас. Женщина в магазине кинулась ко мне с вопросом: «Лена, зачем вы сыграли такую роль?!». Образ действительно кошмарный, даже физически я долго отходила от него, если честно.
Сегодня получить роль хорошей, доброй, чистой героини сложно. Мало ласковых и нежных женских образов, к сожалению. Но совершенны те, у кого чувства «навыком приучены к различению добра и зла». Так сказано в Евангелии.
– Какая основная мысль, идея лейтмотивом проходит сквозь ваше творчество?
– Каждый день мы стоим перед выбором, каждую минуту думаем, как поступить. Сделать что-то хорошее или, наоборот, – солгать, украсть… Проблема выбора очень важна для любого человека, чем бы он ни занимался. В Евангелии написано «все подлежит разрешению», то есть те ситуации, которые происходят в жизни, мы должны пройти, как бы решить, разрешить. А как это возможно? Только следуя заповедям, которые нам даны как охранная грамота, как техника безопасности, можно сказать. Если мы соблюдаем их, поступаем согласно им, то мы проходим какие-то свои испытания и далее уже им не подвергаемся. А если не проходим, опять грешим, обижаемся, гневаемся, завидуем. Поэтому очень важно, чтобы мы правильно проходили все испытания, которые нам даются. Поступаем верно – решаем какую-то проблему. Иногда испытаниями являются люди. Они приходят в нашу жизнь и уходят, и это нормально, значит, что-то мы прошли с ними так, как нужно было. Случайных встреч не бывает.
– Что вы думаете о сегодняшнем кинематографе?
– Я же не киновед и за других вообще не люблю отвечать, могу ответить только за себя. Можно и на слабой работе чему-то научиться, сделать для себя какие-то выводы, потому что, на мой взгляд, всё, что мы видим, это опосредованный жизненный опыт, и очень важно, как мы реагируем на те или иные картины, чем они в нас отзываются, меняют нас или нет. Мне очень понравилась фраза из интервью Ирины Антоновой, президента Пушкинского музея: «Я хочу быть нагружена высшим смыслом. Я хочу посмотреть что-то и об этом потом размышлять, чтоб я вышла другая из кинотеатра, чтоб я была наполнена тем, что я посмотрела, чтоб это была бы больше, чем я». Для искусства это сверхценно. Я тоже многое могу сказать, но это можно делать на кухне, а если выходишь на огромную аудиторию, то это и ответственность огромная.
– Сейчас фильм дольше ищешь, чем его смотришь. Почему так происходит?
– Проблема очень серьёзная. Сегодня время продюсеров, денег… Есть одна очень хорошая фраза, кто-то из древних сказал: не считай других глупее себя, можешь ошибиться. Моя подруга работала на телевидении в новостной передаче, и они искали сюжеты о людях с интересными судьбами. К ним пришёл продюсер канала и сказал: «Чего вы всякую муть несёте, мне нужен материал для быдла из спальных районов». А ведь не хочется делать ерунду, хочется действительно о серьезных вещах говорить со зрителем.
– Как вы переживаете время пандемии, в чём черпаете силы и находите поддержку?
– Нормально. Всё просто. Работа, общение с друзьями, молитва. Другое поколение жило во время войны, мы живем сейчас – в каждом дому по кому. Значит, нам надо проходить эти испытания. Самая страшная пандемия – это наши мозги.
– Что бы вы хотели пожелать нашим читателям?
– Словами и делами мы формируем мир, в котором живем. Самое главное – почувствовать, понять и проявить то, что хочет Господь от нас. Однажды молилась, и мне пришла как будто свыше такая фраза: не мешайте мне творить и преобразовывать этот мир через вас! Каждый на своём месте, мы можем этот мир преобразовывать и творить в нём, и это самый главный дар от Бога. И я желаю, чтоб творили, преображали себя и всех, кто рядом. Представьте себе тёмную комнату, в которую вы входите со свечой. Свеча маленькая, но она что-то освещает! Вот и светите, освещайте всё, что можете осветить личностью своей. От всей души желаю вам всех даров и премудрости Божьей.
Интервью взяла Юлия Неснова
при содействии Юлии Голд