Мне кажется, такие люди, как Владимир Веревочкин (27 лет), приговорены к успеху. Он никогда не хотел стать актером, не мечтал о софитах, славе, поклонницах. При полном отсутствии у актёра тщеславия и жадности, камера Володю любит так, что не сниматься ему грех. На съемочной площадке он молчалив, замкнут, что создает вокруг него ауру неприступности. Даже высокомерности.
— Правда? Да нет! Я стеснительный просто. Закрытый. Северный человек. Я в Воркуте родился.
— И как оказался потом в столице?
— Когда мне исполнилось 6 лет, мама меня перевезла в тульскую область. Потом подростком меня захватил брейк-данс. Я учился по видеокассетам, пропадал в залах. Потом поступил в техникум, как хотела мама. Но когда понял, что это мешает брейкдэнсу, учебу забросил.
— Каким образом брейк-данс привел тебя в кино?
— С нашей танцгруппой мы выступали на фестивале, взяли первое место и переехали в Москву. Что называется на улицу. Выступали и жили на Старом Арбате, но планы были огромные, глаза светились. По прошествии двух лет команда распалась, я остался один и ночевал в подъездах.
— В буквальном смысле?
— Да. Под козырьком на картонке.
— И как же состоялся прорыв?
— Однажды мне позвонили и сказали, что снимается сериал и нужны на задний план солдатики, которые танцуют на сцене. Я пошел. Выставили камеру, развели какой-то танец. Я стоял на самом заднем плане. Когда включился мотор, я вышел к режиссеру и, ужасно робея, сказал: «Вы, извините, мне, кажется, тут нужно танец изменить, так было бы лучше по рисунку». Все обалдели, а режиссер говорит: «Да, молодец, давай на передний план!»
— И с этого момента, что называется, пошла карта?
— В общем да. Одновременно я случайно познакомился с Евгением Николаевичем Редько, заслуженным артистом России, ведущим артистом РАМТа (Российского Академического Молодежного Театра) (читателям Евгений Редько известен по сериалу «Ранетки», фильму Бондарчука «Гоголь»). Он спросил меня, где я учусь. Я говорю нигде, живу в подвале у друга, он там трубы чинит. Он говорит: «Не хочешь попробовать на актерский поступить? Я был убежден, что актер из меня никакой. Тогда он позвал меня на свой спектакль «Лоренцаччо».
— Сложный материал. Драма Мюссе о романтизме уходящего века, наполненная в гениальной постановке Алексея Бородина неимоверными спецэффектами…
— Да. Я пришел, взял собой еще трех парней. Они уснули. А я первый раз в жизни почувствовал что-то волшебное, какой-то акт! Я сидел два часа, только подаваясь вперед. С тех пор меня захватил театр, и я ничего не мог с собой поделать.
— Но восхищение это одно. А ведь нужно было еще приложить усилия, чтобы это озарение стало профессией.
— Я вычитал в ГИТИСе информацию о подготовительных курсах. Пришел туда. На первом уроке там люди дышали на стулья. Я думал, что попал в секту. А потом я понял, зачем они это делали.
— Зачем?
— Это отношение к предмету. Каждый предмет можно оживить и выработать к нему свое личное отношение.
— Может быть, актерство — это вообще шаманство?
— Думаю, да. Взять, к примеру, Смоктуновского, во время игры которого на глазах у зрителей совершался просто исторический момент. Человек, я имею в виду не только актер, но и зритель, перевоплощался.
— Ты сразу поступил в ГИТИС?
— Нет. С третьего раза. Я попал на эстраду Валерия Гаркалина и сразу в него влюбился. Тогда я понял, что эстрада – это не только буффонада, жонглеры и клоунада, а и Мейерхольд, и Станиславский, как фундамент, и Михаил Чехов. Во время учебы мы пробовали много разных систем, в том числе и абсурд как театральный прием, который дает очень много интересных решений
— Кто тебе нравится в мире кино? Актеры, режиссеры, которых ты визуально поглощаешь взахлеб?
— Из режиссеров, конечно, Звягинцев, Балабанов. Это просто, кого сейчас вспомнил, на самом деле их гораздо больше. А из актеров очень люблю смотреть на Олега Меньшикова, Евгения Миронова, Сергея Безрукова. Люблю пересматривать старые фильмы, потому что у них волшебная магия. Голливуд люблю за то, что он дает актеру показать себя так, как тот это видит. Из последнего в Голливуде смотрел «Только Бог простит» с Райеном Гослингом. Странное кино, но мне понравилось.
— А ты в детстве считал себя необычным?
— Мне кажется каждый ребенок думает, что он какой-то не такой. У меня были разные периоды. Иногда я думал, что я крутой, а потом наоборот, что я какой-то ненормальный. Но я для себя связывал это с тем, что я из Воркуты, с севера.
— Для тебя есть запретные темы в кино?
— Нет. Запретные темы тоже можно снять, чтобы показать, что так нельзя делать. Хотел бы сняться у хорошего режиссера, с хорошим словом, с правдой. Даже не обязательно что-то говорить, главное нести мысль. Недавно снимался у одного режиссера, там есть сцена, где двое влюбленных встречаются. И на пробах он давал нам возможность показать страсть не обычным путем «обнимитесь-поцелуйтесь», а только глазами. То есть крупный план – глаза, в которых читается вся история любви.
— А над чем ты работаешь сейчас? Как говорят многие актеры, извините, но у меня завтра съемочный день…
— Завтра у меня действительно съемочный день, шестой по счету в фильме «Оркестромания» грузинского режиссера Ладо Кватания. О болезни, мании, страсти человека к танцам. Этот человек не может перебороть в себе эту манию и танцует везде, за что его, конечно, считают ненормальным. Для подготовки к роли я специально ходил по улицам, необычно одевался, начинал внезапно танцевать и следил за реакцией людей. Все пытались повесить на меня ярлык — сумасшедший, алкоголик, наркоман. Потом я наоборот уходил от людей, пытался сдерживаться, что само по себе очень тяжело. Вообще подавлять чувства нельзя. Это кино актуально потому, что в России люди сильно сдерживаются в чувствах по сравнению с южными странами. От этого все наши болезни.
— Кто твои самые близкие люди?
— Мама и девушка. Маму я перевез полтора года назад в Москву. Для нее это было сложно, ведь она уехала от сестер, от всех родственников. В чужой город. Но она это сделала ради меня.
— Твоя девушка тоже актриса?
— Да. Ее зовут Рина Гришина. Хорошо или нет, но мы оба из одной профессиональной области. Я склоняюсь к тому, что скорее да. Мне комфортно, мы друг друга понимаем, поддерживаем. Актерство — это сложная профессия. Непредсказуемая. Одну неделю можно быть загруженным полностью, а другую – ничего не делать. Слава богу есть еще театр. Который дисциплинирует.
— Какие вещи на твой взгляд актер должен себе абсолютно запрещать?
— Я считаю, что актер не должен пить. Я раньше выпивал, но сейчас вообще не пью. Ведь актер – это энергия. У пьяного человека ее ноль. Спортивную форму я поддерживаю за счет танцев. Лично мне без танцев трудно жить. 12 лет брейк-дэнса – это не шутки.
— Ты снимался недавно в фильме об афганской войне 80-ых годов, который выходит осенью на первом канале и в котором требовалась более чем спортивная подготовка. Расскажи об этих съемках.
— Выход на площадку был через молитву. Понятно, что за оружием следили. Специальные люди отвечали за эффекты, пиротехнику. Но когда идет бой, уже не важно холостые это патроны или настоящие. Это опасно в любом случае. В этом фильме, название которого пока держится в секрете, я играю снайпера. И вот помню, первая сцена, стрельба, а я завис и думаю: «Как же это мерзко — война. Вокруг горы, красиво (съемки велись в Казахстане), а тут убийство человека человеком.»
— Были какие-то опасные ситуации во время съемок?
— Ну было и горячо, и душно. Взрыв в пещере, к примеру, был немного сильнее, чем планировался (смеется). Во втором бою я разорвал себе все перчатки, потому что слегка не справился с непривычки со снайперсокй винтовкой, был весь в крови. В плане безопасности у нас вообще отчаянные ребята, не сравнить с Германией.
— Насколько в твоей профессии тебе важны деньги? Тебя можно назвать богатым человеком?
— Если приходить в театральный вуз и строить планы на деньги, то рано или поздно столкнешься с моментом, когда нужно будет отдавать самого себя, а будешь думать о деньгах. Это мешает творчеству. Богат ли я? Конечно, у всех разные запросы. Но если честно, то я на самом деле еще об этом никогда не задумывался.
Интервью взяла Дарья Бережницкая