24 октября исполняется 110 лет со дня рождения великого комика ХХ века Аркадия Райкина. Штутгартцы, которые говорят на русском языке, должны знать, что в нашем городе 20 лет жила ближайшая партнёрша Аркадия Исааковича Виктория Захаровна Горшенина. В Германию она приехала со своим мужем – кинорежиссёром Яном Борисовичем Фридом, снявшим блестящие музыкальные комедии, которые будут смотреть и любить еще многие десятилетия.
Но вернёмся к юбилею. Виктория Горшенина оставила книгу своих воспоминаний «Прошлое не отменяется», одна из глав которой посвящена гениальному сценическому партнёру актрисы. Предлагаем вниманию читателей отрывки из этой главы.

Виктория Горшенина

Здесь был Райкин

В 1943 году Малый театр вернулся в Москву, я продолжала учиться в школе им. Щепкина. Нас, студентов, занимали в массовых сценах. В один из вечеров в Малом театре шел спектакль «В степях Украины». В первом антракте к нам в гримерную заглянул студент- старшекурсник Михаил Дудник и, наклонившись ко мне, тихо сказал:
– Вика! Ты должна быстро разгримироваться, переодеться и сбегать в сад «Эрмитаж» в Летний театр.
– Зачем? – удивилась я.
– В Москву на гастроли приехал Аркадий Райкин со своим театром. Им нужна молодая артистка. Я перебрал наших девчонок и решил, что ты подходишь.
– Но я же ещё студентка !
– Ты – молодая актриса. Ты уже познала сцену. Дерзай, есть возможность поработать лето.
– Но я не знаю эстрады! Это что-то вроде второго сорта… Меня же Вера Николаевна Пашенная, если узнает, убьет за халтуру…
– Беги, и никому ни слова ! – Дудник улыбнулся и добавил уже серьёзно: – Запомни на всю жизнь: Райкин – это не халтура!
Миша Дудник! Я никогда больше не встречала тебя, ничего не слышала о твоей судьбе, и сегодня я задаю себе вопрос: не был ли ты тем ангелом небесным, которого вовремя послал мне Господь?..
…В этот вечер в саду «Эрмитаж», в Летнем театре, шла какая-то монтировочная репетиция. Я спросила, где режиссёр. Думала, что это будет Райкин. Но меня подвели, к моему удивлению, к знаменитому Эрасту Павловичу Гарину. Я обомлела и попыталась как-то косноязычно ему объяснить, кто я и почему здесь. Эраст Павлович улыбнулся и сказал, растягивая слова:
– Думаю, что вы подойдёте, прав Миша Дудник. Знаете, приходите завтра утром к 11 часам сюда на репетицию.
Наутро, в начале одиннадцатого, я была в «Эрмитаже», сидела на скамейке в аллее, которая вела к театру. Какой Райкин, как он выглядит, я не знала. Мимо меня проходили люди, видимо, рабочие сцены, актеры. Прошел интересный мужчина с галстуком-бабочкой, потом пожилой человек с трубкой и с тростью… Я незаметно ко всем присматривалась и мысленно повторяла: «Нет, не он, не он…». В аллее появился молодой, стройный, элегантно одетый красивый брюнет с седой прядью. Он шел легкой, чуть-чуть пружинистой походкой, смотрел куда-то вверх на кружева деревьев и чему-то улыбался. Возможно, мысленно повторял текст роли, не отвлекаясь по сторонам. «Вот это, наверное, Райкин», – подумала я и с бьющимся сердцем пошла вслед за ним в театр. Все актёры сидели в первом ряду партера и о чём-то между собой разговаривали. Я обратилась к полноватому актёру с тростью, им оказался Роман Михайлович Рубинштейн, и спросила: «Где Аркадий Исаакович Райкин?» …Через несколько минут приблизился Аркадий Исаакович с какой-то доброй, как бы виноватой улыбкой, и мы стали говорить с ним… Сейчас мне кажется, что все 46 лет в театре Райкина – это тот наш первый затянувшийся разговор…

«ОБРАТНАЯ СВЯЗЬ»

О любви народа к искусству Аркадия Райкина написано много, да и, слава Богу, еще достаточно людей, которые прекрасно помнят его спектакли. Но слава – вещь сложная, есть у нее и теневые стороны. К Аркадию подходили на улицах и писали письма не всегда только для того, чтобы выразить благодарность любимому артисту…
Мы работали в горьковском Дворце культуры. Однажды у служебного входа к Аркадию подошли две женщины: одна, молодая, с мрачным лицом отошла чуть в сторону, а вторая, постарше, со слезами стала рассказывать, как у ее дочери в одном из магазинов вытащили деньги и билеты до Мурманска, откуда они приехали за покупками. Женщина обратилась к Аркадию с просьбой одолжить им 200 рублей, которые она обещала тут же выслать по возвращении в Мурманск. Я слегка наступила Аркадию на ногу. Аркадий отсутствующим взглядом посмотрел на меня, спросил: «Ты чего?» «Ничего!» – ответила, разозлившись, и спросила у женщины:
– А паспорт у вас есть? Покажите, пожалуйста.
Женщина достала паспорт, сунула его Аркадию, продолжая рыдать. Аркадий, не заглянув в паспорт, передал его мне в развернутом виде. Я подержала паспорт в руках и вернула женщине. Аркадий достал 200 рублей, женщины благодарно удалились.
– Ты понимаешь, Аркаша, что это две авантюристки? Этих денег ты никогда не получишь!
– Понимаю. Конечно, не получу. Но как-то неловко было на это смотреть, вот и отдал…
– Но ты хоть фамилию запомнил?
Аркадий расхохотался:
– Я же без очков ни черта не вижу. Я передал тебе паспорт, чтобы ты посмотрела.
– Но я тоже без очков ничего не вижу!
Мы стали смеяться оба. Ну а деньги свои он, конечно, обратно не получил.
Аркадию часто приходили письма с просьбами о помощи от заключенных – прожженных уголовников, от женщин сомнительного поведения. Встречались письма жалостные, встречались – требовательно-нахальные. Один тип прислал из тюрьмы список вещей, которые ему необходимы перед выходом из заключения, и заканчивал свое письмо так: «…костюм желательно после химчистки. Заранее благодарю, а не пришлешь, так вот, как выйду – достану тебя не через двери, так через форточку, даже если живешь на 6-м этаже…»
Аркадий или Рома приносили письма в театр, мы возмущались, хохотали, иногда сочувствовали людям. Одно письмо приведу с сохранением орфографии и пунктуации оригинала.

27 марта 1947 года
Глубоко уважаемый Аркадий Райкин !
Извините, что не знаю полностью Ваше отчество. Я очень долго думала раньше чем написать к Вам письмо. Что мне сказать Вам о себе? Мне 25 лет, я стройная шатенка вернее даже тёмная блондинка. Глаза голубые, образование среднее. Я кончила в городе Сестрорецке. Может быть Вы слыхали?
Я не хочу быть нахальной, но скажу Вам, что я пикантна, у меня всё, как говорит мама, на месте. Вполне ничего руки, ноги ничуть не хуже, а груди маленькие, но имеют виды. Я сейчас не работаю, а в свободное время увлекаюсь танцами и пением. Танцую я всё, а пою главное из опер и оперетт. Особенно хорошо у меня получается песня «А на диване подушки алые, духи «Дюрсо», коньяк «Мартель» . . .». Это я исполняю с чувствами и с выражением лица.
Меня давно влечет на сцену и это моя мечта всем назло. Я видела Вас в п е с е «Приходите побеседуем», когда Вы вышли под зонтом и говорили за любовь. Я это очень понимаю, хотя любила редко и неважно, но опыт имею.
Мне говорили, что Вы любите интересных женщин. Я одна из таких и мне каж е т ц а, что мы бы с вами могли встретиться не зря.
Товарищ Аркадий! Я не знаю, захотите ли Вы, знающий виды, иметь со мной знакомство и Вы можете отказаться, но я Вас об одном прошу. Помогите мне сделать карьеру артистки типа певицы. Я имею голос, песни, хорошую фигуру, чтоб воздействовать на публику, как говорят во мне есть з е к с, но у меня не хватает единственное денег на хорошее платье. И я очень прошу Вас помочь мне и прислать 700-800 рублей для пошивки платья в виде кимоно с воротником и вырезом.
А если захотите со мной иметь встречу (о которой не пожалеете). Я уже встречалась с артистами и никто не жалел, то напишите по адресу, куда вышлете деньги: город Ленинград, Бармалеева 14 кв 6 , Зое Степановне Победнюк.
Мы сидели после спектакля за кулисами. Это письмо переходило из рук в руки. Мы и смеялись, и возмущались. Автор же наших программ Володя Поляков тем временем ходил, что-то обдумывая. Рома сказала: «Улица Бармалеева… Это на Петроградской стороне. Надо зайти по этому адресу и поговорить с девицей, отчитать ее, пусть возьмется за ум». Володя Поляков вдруг остановился и воскликнул: «Нет! Я против. Я предлагаю совсем другой вариант. Пойдем сейчас к нам домой (Поляковы жили на Невском рядом с театром – В.Г.), Ирина ждет нас с ужином, выпьем по рюмочке коньяка за здоровье этой девицы. Честное слово, она неплохая баба». Он добавил лукаво: «Ну, посмотри, Аркадий, как она трогательно пишет. Она же тебя любит!» Тут Володя повторил стихотворное окончание любовного письма:
Прошу
Одно
Любите
Я давно
К Вам чувствами пылаю
Об Вас одном
Вздыхаю и мечтаю!
Первые буквы каждой строки составили фамилию ПОЛЯКОВ… Никто из нас не догадался, что письмо – розыгрыш, настолько оно было типичным. Короче говоря, после спектакля мы ужинали у Поляковых, а Володю в тот вечер называли «мадам Победнюк с зексом», чему он радовался, как мальчишка.

ЗДЕСЬ БЫЛ РАЙКИН

…Мы были на гастролях в Донецке, жили в гостинице без всяких удобств. У Аркадия с Ромой номер был просторный, но однокомнатный. В один из выходных дней, когда Рома сидела за письменным столом и работала над своими рассказами, Аркадий маялся в номере, не зная куда себя деть. Он подошел к приёмнику и включил негромко радио. Передавали музыку из «Лебединого озера». Аркадий задумчиво слушал, потом сделал пируэт, который так любил делать перед началом спектакля за занавесом. Рома оглянулась. Он задумчиво сделал ещё пируэт. Пробежался по номеру, пластично задвигал руками, изображая лебединые крылья. Рома сказала: «Ну, прямо Майя Плисецкая!» – и, развернувшись на стуле, стала наблюдать.
Аркадий понял, что зацепил зрителя, и, воодушевлённый вниманием, продолжал импровизировать. Снял пиджак, помахивая руками, развязал галстук, расстегнул и на ходу сбросил рубашку, оставшись в майке. Стал увлечённо изображать танец маленьких лебедей. Рома засмеялась. В это время в дверь постучали… Зная, что никто, кроме своих актёров, без звонка прийти не может, Рома крикнула: «Войдите!»
Аркадий, схватив фетровую шляпу, натянул её до ушей и мгновенно нырнул в кровать под одеяло, чтоб рассмешить своих ребят. Какова же была растерянность его и Ромы, когда открылась дверь и на пороге номера они увидели незнакомых солидных мужчин. Аркадий, лёжа в шляпе, натянул одеяло до подбородка. Гости, войдя в номер, поздоровались и в недоумении уставились на него. Представились. Это было шахтёрское начальство. Пришли просить, чтобы Аркадий в свой выходной день выступил у них в клубе. Надо было видеть, рассказывала Рома, как от смущения Аркадий немедленно дал согласие. Представители шахтёров извинились за беспокойство и, несколько удивлённые, удалились.
Как только закрылась дверь, под потолок полетела шляпа, а Аркадий присел в кровати и, схватившись за голову, воскликнул: «Господи! Что они про меня подумали?». Рома, смеясь, ответила: «Что народный артист в постели всегда отдыхает в шляпе!»
Через несколько дней, когда Аркадий выступал в шахтёрском клубе, выходя под гром аплодисментов на финальный поклон, он в первом ряду увидел всё начальство, приходившее к нему в гостиницу. Райкин лукаво улыбнулся и, как бы снимая с головы воображаемую шляпу и размахивая ею, низко им поклонился. Их восторгу не было предела. Они встали и, смеясь, долго аплодировали ему.
Другая комическая история произошла в Сочи, где мы пробыли месяц и каждый день давали спектакли. Гастроли закончились, мы собирались в дорогу, и Рома попросила меня, Иру Петрущенко и Наташу Соловьеву зайти к ней в номер, чтобы помочь собрать вещи. Аркадий пришел от директора нашего театра усталый, попросил у Ромы снотворное, пожелал нам спокойной ночи и ушел в спальню. Мы притихли. Прошло минут сорок. Вдруг дверь спальни распахнулась, и на пороге появился Аркадий в полном концертном облачении. Абсолютно довольный своей выходкой, он раскланялся перед нами, как перед зрителями, а Рома от неожиданности всплеснула руками:
– Я же дала тебе снотворное, что же ты делаешь!.. Нам в 8 утра нужно быть в аэропорту, ты не выспишься…
– Ну, не могу я уснуть… Ромочка, дай мне два яблока, может быть, это мне поможет…
Получив свои яблоки, он походил по комнате, посмотрел на развешанные по всем стульям вещи, ушел… Мы стали разговаривать совсем тихо, почти шепотом. Помню, что рассказывали анекдоты и беззвучно смеялись. Но дверь в спальню вновь неожиданно распахнулась и Аркадий явился… в Ромином купальном костюме изумрудного цвета! Бюст он соорудил себе с помощью двух яблок. Рома вскрикнула, бросилась к нему, чтобы затолкнуть обратно в спальню, но Аркадий выскочил в коридор гостиницы и побежал. Мы кинулись за ним. Рома бежала в халате и шлепанцах, на ходу она пыталась усовестить Аркадия:
– Ты с ума сошел! Сейчас кто-нибудь пройдет по коридрору, узнают тебя… Ненормальный!
Рома догнала Аркадия, ухватила за костюм, развернула и потащила в номер. В номере она на секунду потеряла бдительность, и Аркадий выскочил на балкон. Было часа 2 ночи. Аркадий простер руку с балкона и прокричал в темноту голосом Ленина:
– Товагищи! Не пога ли нам подумать об импегатоге?!
Рома схватилась за голову:
– Девки, разбегаемся! Нас сейчас всех заметут!
Мы быстренько разбежались по номерам и, не зажигая света, легли в постели.
Страхи наши были напрасными, все обошлось без последствий. Видимо, парочки, сидевшие в эту ночь в парке у гостиницы, меньше всего интересовались вождем мирового пролетариата…
Перечислить все города и гостиницы, в которых мы побывали во время гастролей театра, просто невозможно. В номерах „люкс” в российской глубинке в то время принято было развешивать репродукции картин русских художников. Чаще всего это было „Утро в сосновом бору” Шишкина. Как только Аркадий попадал в один номер с шишкинскими медвежатами, он обязательно пририсовывал на картине еще одного медвежонка, оставляя таким образом свой след, память о себе… Кто знает, может быть и сейчас еще репродукции, „подправленные” Райкиным, украшают стены каких-то гостиниц. Встретив шишкинскую репродукцию, пересчитайте зверьков: если их окажется четверо, знайте, что здесь был Райкин!

Литературная запись Ирины Духановой

29.09.2021