Этот рассказ я написал в 2016 году. Думал ли я тогда о том, что произойдет через 6 лет? Да я еще 23 февраля 2022 года, вечером накануне войны, не подозревал о том, что завтра начнется! Поэтому, читая рассказ, нужно помнить, когда он был написан. Публикую, ничего не меняя.

РОТА, ПОДЪЕМ!

Есть люди, которым автобиографию писать – лишние хлопоты. Достаточно написать имя и фамилию. Героя моего рассказа звали незатейливо – Вася Кирпиченко. Он и был похож на кирпич: крепкий, румяный и простой, как полкирпича. Зайдя в нашу комнату в общаге с чемоданом в руке, он приложил другую руку к пустой голове и молодцевато доложил:
– Сержант Кирпиченко! Прибыл после окончания срочной службы в связи с поступлением на подготовительные курсы Калужского филиала Московского высшего технического училища имени Баумана!
Короче, решил Василий, житель медвежьего угла этой самой Калужской области, выучиться на инженера. И с его приходом воцарился у нас в комнате новый порядок, который начинался в 6.30 утра.
– Рота, подъем! – громко командовал по звонку будильника доблестный сержант Вася, одним прыжком вылетая из кровати и за армейские 45 секунд успевая не только одеться, но еще умыться, побриться и позавтракать.
– Рота, отбой! – зычно командовал он сам себе вечером и, в прыжке стянув и аккуратно развесив на спинке кровати одежду, приземлялся на подушку и мгновенно засыпал, счастливо храпя от обретенных за день знаний.
Конечно, за такое хотелось убить. Ведь только потому, что мне в ту пору было уже двадцать лет, я, благодаря Васе, не стал заикой. Место новому жильцу мы с моим приятелем Игорем оставили у окна, откуда безбожно дуло, как его ни задраивай. Мы спали одетыми, а Вася в любую погоду спал в классической армейской форме: черные сатиновые трусы и застиранная серая майка, глубоко заправленная внутрь трусов. Надо сказать, что учился Василий неистово, хотя у меня сложилось впечатление, что о существовании тригонометрии, стереометрии и английского языка он впервые узнал от меня. Сравнив наши с Игорем зачетки, абитуриент Кирпиченко понял, что обращаться за помощью лучше ко мне. При этом все научные истины, которые я ему излагал, Вася принимал с восторженным удивлением.
– Вася! Кто так решает?! – кипятился я. – Не тангенс плюс котангенс равно единице, а тангенс, умноженный на котангенс, равен единице.
– Не может быть! – поражался Вася.
– Вася! Диагонали квадрата пересекаются под прямым углом.
– Во, дают! – дивился Вася.
– Вася! По-английски Вася так и будет!
– Да ты что?! – восхищался Вася.
Каждую пятницу Василий отправлялся домой в свою деревню. И, возвращаясь к вечеру воскресенья, всегда привозил картошку и сало, что в те несытные годы было немаловажно. Картошку и сало не жадный, но по-крестьянски бережливый Кирпиченко прятал под кровать, зато ставил на стол литровую банку меда. Это знаменовало начало чайной церемонии. И тут же набежавшие со всей общаги халявщики, не церемонясь, быстро приговаривали всю банку.
– Литровую банку меда – за полчаса! – удивленно качал головой Вася до тех пор, пока однажды не привез трехлитровую банку. И уже через полчаса он провозгласил об открытии нового закона: «Скорость ликвидации меда в общаге практически не зависит от его количества!», – и возить мед вообще перестал.
Картошку Вася жарил по собственной уникальной технологии. В сковородку он накладывал ее с верхом, потому что, сколько ни жарь, будет мало. Потом с одной стороны прожаривал картошку, как обычно, слегка пошерудив, чтоб не сильно пригорала. А вот перевернуть картошку так, чтобы часть не выпала за борт, было невозможно без Васиного «ноу-хау». Рядом на столе он расстилал газету, затем совершал два быстрых и точных движения. Первым – переворачивал содержимое сковородки на газету, а вторым – возвращал картошку на газете обратно в сковороду прожаренной стороной вверх. Легкий сероватый налет свинца на картошке никого тогда не смущал.
Никогда я не считал себя циником, но, по сравнению с Васей, все мы были безнадежно испорчены. Его чистая душа была поразительно наивна и одновременно – чересчур любопытна. Как раз тогда я начал серьезно встречаться с девушкой. Где-то после десятого свидания Вася с придыханием спросил меня:
– Санек, ну как? Ты свою Надюху уже взял за руку? А на прощанье в щечку поцеловал?
Я смущенно промолчал, стесняясь ответить.
– Эх ты, – сказал Вася, – смелее надо быть! – и мне стало стыдно…
Однажды по литературе Васе поручили написать небольшое сочинение по стихотворению Пушкина «Зимний вечер». Василий, явно впервые прочитавший бессмертные строки «Буря мглою небо кроет, вихри снежные крутя…», был впечатлен и не на шутку встревожен:
– Санек, напиши за меня! Просили хоть пол-листочка. Напиши!
Теперь я понимаю, что Вася Кирпиченко был первым человеком, поверившим в то, что я могу что-то написать.
– Нет, Васек, давай сам. Хоть немного напиши от себя, а я поправлю, – с этими словами я ушел на целый вечер, а Вася сел за стол и склонился над тетрадью. Когда я вернулся ближе к ночи, сочинитель, сидевший в той же задумчивой позе, молча пододвинул мне лист черновика и тяжело вздохнул. Сочинение Василия Кирпиченко, написанное по мотивам стихотворения солнца русской поэзии, я запомнил дословно и навсегда. Оно было недлинным: «Если прочитать и внимательно вдуматься в стихотворение А. С. Пушкина «Зимний вечер», то становится грустно, как поэту. И хочется выпить. Из кружки. Хотя бы с няней».
На майские праздники Вася предложил нам пригласить своих девушек. Он решил повезти нас всех в дивные места на речке Суходрев. «Деревня Мокрище на реке Суходрев, притоке реки Шаня» – нынче эти слова звучат для меня как поэзия, а в тот день было просто беззаботно, тепло и красиво – весна! Пока мы снимали куртки и рюкзаки, Вася поставил палатку, сбегал за дровами, разложил костер и привычно скомандовал:
– Рота, обед!
Поели, выпили немного вина, и пошли мы с Надей вдвоем на прогулку вдоль реки. А неподалеку гуляли местные – провожали друга в армию. И вмазанные они были прилично, и приключений им хотелось, а тут – парочка под деревом сидит и обнимается. Их было человек пять или семь – не помню. Помню только: едва успел я получить в глаз и врезать кому-то туда же, как из-за деревьев выскочил Вася с дубиной в руке. Мама рассказывала, что с раннего детства все плохие слова я радостно запоминал и приносил домой, но даже мне, выросшему в Киеве, неподалеку от знаменитого Лукьяновского СИЗО, пришлось заслушаться, когда сержант Кирпиченко попер на эту шоблу отборным армейским матом. Кто-то из пьянчуг вытащил нож, но мгновенно получил по руке дубинкой. Нож отскочил, и им завладел Вася.
– А ну пошли отсюда, суки! – эта, уже сравнительно безобидная фраза, подействовала, и нападавшие удалились.
Благодарный человек помнит такое всю жизнь, а я буквально через неделю решил Василия проучить. Достала меня его – «Рота, подъем!» Сколько ни объясняй накануне, что мы хотим спать, и, вообще, ветераны высшего образования на первую пару ходят редко – не помогало. Короче, я переставил его будильник на три часа ночи. Звонок прозвенел ровно в указанное время.
– Рота, подъем! – Василий, не обратив внимания, что за окном кромешная темень, привычно выполнил все утренние процедуры и уже стоял у двери одетый и с портфелем.
– Мужики, а вам на первую пару не надо? – заботливо поинтересовался он.
–Не, Вася, иди! Мы на вторую!
И тут его взгляд случайно упал за окно, откуда на него с нескрываемым недоумением смотрела луна, а затем – на часы, которые показывали три с копейками. Раздумывал он не более трех секунд.
– Рота, отбой! – гаркнул сержант и тут же захрапел, не затаив, как я опасался, никакой обиды.
Как и следовало ожидать, в институт абитуриент Кирпиченко не поступил. К моему удивлению, расстроился он не сильно.
– На охоту пойду с батей! Сто лет не был. А вы грызите, хлопцы, науку! – напутствовал нас Вася и добавил: и Киеву привет передайте, я ж – Кирпиченко, чистокровный хохол!
С тех пор я его не видел и ничего не слышал. Думаю, что живет Василий Кирпиченко по-прежнему в деревне, работает на земле, ходит на любимую охоту, качает осенью пахучий мед и смотрит по старой армейской привычке вечерами по Первому каналу программу «Время» со всеми вытекающими отсюда последствиями. И висит у него наверняка в сенях ватник, и сам он, как теперь говорят, «вата»… Только, если бы встретились мы с ним, не стал бы я ему ничего объяснять, и он бы не стал. А дал бы он мне банку меда, может, литровую, а может, и трехлитровую, и пил бы я с его медом чай долго-долго… До лучших времен…