Они прочитали свою книгу до конца
В феврале по традиции – про любовь. Давайте про настоящую – проверенную жизнью, разлукой и временем.
В Штутгарте провели свои последние годы режиссёр Ян Фрид и актриса Виктория Горшенина. Они прожили вместе 57 лет. Константин Райкин, с младенческих лет знавший семью Фрида и Горшениной, сказал в одном своем интервью: «Для меня это всегда была красивейшая супружеская пара, почти декоративная, которую можно представлять на «выставке достижений человеческого хозяйства». Они вместе прожили несметное количество лет и олицетворяют собой нечто неразрывное и самодостаточное».
Ян Борисович был старше Виктории Захаровны на 12 лет и ушел из жизни на 12 лет раньше. В своей книге воспоминаний она написала про его последние дни: «… он до конца оставался очень тактичным и добрым человеком, примером его трогательной заботы обо мне может служить такой случай: за несколько недель до смерти в последней своей больнице он однажды сказал мне, чтобы я развернула коврик, что лежит на нашем балконе – там спрятаны деньги. Я была очень удивлена: откуда? «Накопил, – ответил Ян. – Ты ведь давала мне с каждой пенсии 50 евро, вот я их и складывал. Я же знал, что ты сама совсем не умеешь копить…»
А про их первые дни она тоже написала…
Ирина Духанова
С первого взгляда
Виктория Горшенина
Отечественная война подходила к концу. 2 мая 1945 года наш театр гастролировал в сравнительно недавно освобожденной Риге, мы давали спектакли в Доме Советской Армии, там же располагалась наша гостиница. Аркадий Исаакович, как всегда, выступал великолепно, и публика принимала нас восторженно. После одного из последних спектаклей я зашла в свой номер, переоделась и в кимоно направилась в душевую. В коридоре передо мной возник какой-то офицер в форме летчика, стройный, высокий, одним словом, – неотразимый. Я невольно остановилась, и чуть ли не с открытым ртом смотрела на его красивое лицо, добрые глаза… Офицер сказал, что ищет Аркадия Райкина. Я, разумеется, вызвалась ему помочь и стала свидетелем очень теплой встречи двух бывших товарищей еще по театральному институту. Офицера мне представил уже сам Райкин:
– Вика, это режиссер фильма «Хирургия» по Чехову, Ян Фрид. Ты смотрела «Хирургию»?
– Нет, еще не успела…
Подошла Рома и ахнула:
– Вот это встреча! Яночка, каким образом вы здесь?
Фрид сказал, что он приехал пригласить наш театр со спектаклем в свою часть. Аркадий был не против, но пояснил, что замнаркома требует нашего немедленного возвращения в Москву. Увидев, как это известие расстроило Фрида, Райкин сказал, что до Москвы мы должны два дня ехать поездом, а вот если бы был самолет, тогда, пожалуй, можно было бы успеть и к Фриду слетать. Ян Борисович обрадовано сообщил, что вопрос с самолетом он берется решить. И, действительно, генерал Сухачев, командир Фрида, дал нам самолет, мы вылетели в военную часть, чтобы дать два спектакля, которые прошли с огромным успехом, после чего самолетом театр доставили в Москву.
Я перечитываю свои дневниковые записи 45-го года и вспоминаю, как непросто начиналось то, чему суждено было продлиться почти 60 лет… Трудная внутренняя борьба – борьба с самой собой, тяжелое ощущение от пытливых взглядов окружающих, невозможность обоим находиться хотя бы в одном городе – все это казалось непреодолимым препятствием. Но свет глубоких, умных глаз притягивал неодолимо… Фрид, видимо, тоже был в смятении.
Вот записи из моего дневника тех дней:
3 мая 1945 г. При перелете в военную часть мы из-за тумана чуть не попали на немецкую территорию. До нее оставалось 2 летных минуты. Вот бы получился концерт у фрицев, очень бы нам было не до смеха…
Ян Борисович уехал с аэродрома на виллисе, а мы поехали автобусом. Тряслись по рытвинам и ухабам 14 километров. Распределили нас в адмиральский дом. Пошли обедать усталые, разбитые, всех чуть подташнивало после дороги.
За обедом Ян Борисович сидел рядом, и я видела его большие, теплые глаза, от взгляда которых замирало сердце.
На концерте за кулисами – те же милые, ласковые глаза и едва заметная, скрытая от всех улыбка… С ним чувствую себя легко. За ужином – мы вместе.
4 мая. Утром за завтраком – он рядом. Мне уже становится скучно без него. Лиза была права: он умеет очаровывать.
В 3 часа дня у него дома смотрели картину «Крымская конференция». Получилось так, что он сидел опять рядом со мной. У меня горели щеки, так как я чувствовала, что ему приходится себя сдерживать, чтобы не выдать волнения. Мы были совсем близко друг к другу, он целовал руку. А рядом сидела Рома. Он несколько раз сказал мне на ухо о том, что он уже вышел из того возраста, когда довольствуются легким флиртом, что он на него не способен и хочет определенного и настоящего… «…Мне нужно очень серьезно поговорить с вами, Вика, так по-хорошему, по душам».
За обедом он, конечно, сидел рядом. На меня устремлены все бдительные взоры нашего коллектива…
Во время концерта состоялся серьезный разговор.
– Бывает песня, понятная без слов. Я рад, что встретил вас, и встревожен. Вы так неожиданно ворвались в мою жизнь, я – в вашу… Я боюсь испортить ее. Но как приятно это чувство неопределенности и загадочности…
Я сказала, что мне с ним как-то легко, он поправил меня:
– Нам легко… Все, что нас связывает, – все наше, и нет ничего отдельного.
Мы долго смотрели друг на друга, потом Ян откинулся на спинку кресла и ответил на свои мысли:
– Да, хорошо, я прочел в ваших глазах то, что искал, то, что хотелось прочесть.
– Вы приедете в Москву? – спросила я.
– Непременно и в ближайшее время.
Мимо нас постоянно кто-то проходил, это нам мешало, и Ян Борисович перешел на «эзопов язык»:
– Я никогда не перелистываю книгу просто так, скуки ради. Я могу просто полюбоваться красивой обложкой, и при этом мне хватит силы воли отложить книгу в сторону, не читая. Но если я поднимаю обложку и увлекаюсь чтением, я читаю запоем, отдаюсь весь, и от книги беру все – до последней буковки…
До конца концерта сидели вместе, и не хотелось расходиться.
Вечером – прощальный ужин. Сидели, конечно, вместе. Пила шампанское, но голова была свежая, и только сердце стучало так, что вот-вот выскочит из груди. Но это не от шампанского, а – от него…
Пошел провожать. Шли сзади всех наших, на полдороге отстали. То, что в душе каждый ждал, то, что много раз проскальзывало во взгляде, когда во время разговора глаза, как магнитом, притягивало к губам, и трудно было от них оторваться, – должно было случиться. Он поцеловал меня, а я не сопротивлялась. На крыльце нашего дома он дал слово, что ни за что ни на ком не женится, а приедет ко мне в Москву…
5 мая. Уезжаем к маршалу Говорову, это в 34 километрах от Яна Борисовича. В столовой встретились. Поцеловал руку долгим поцелуем. Смотрел в глаза. Они грустные у него сегодня и уставшие. Неужели он плохо спал ночь, как я?
6 мая.
Потом мы писали письма. Помню, как каждый раз, получив письмо на почтамте, я бродила по улицам с совершенно глупой от счастья улыбкой…
Он выполнил свое обещание и прилетел ко мне.
Мы поженились через год, в 1946-м, в Ленинграде. Жили на Фонтанке в большой коммунальной квартире. Там и справили нашу свадьбу.
