Был у меня приятель, у которого день рождения 8 марта. Так он свой день рождения всегда переносил. Потому что 8 марта нужно поздравлять не мужчин, а сами знаете кого. А для женщин, берегущих не только семейный очаг, но и фигуру, у меня есть специальное пожелание: «Дорогие женщины! Если уж расплываться – то только в улыбке!» Впрочем, как говорил Министр-администратор в «Обыкновенном чуде»: «Всех касается!»
Александр Володарский

Последний бой

– Александр, – позвонила мне знакомая журналистка, – давненько я у вас интервью для нашей газеты не брала!
– Какие проблемы? – без ложной звездности отозвался я. – Приезжайте, берите!
– Ехать, положим, необязательно, мы по старой дружбе можем и по телефону, – сказала практичная акула пера, – но, сами понимаете, вы же не Леонардо Ди Каприо, нужен веский повод. Например, юбилей, на крайняк – юбилей творческой деятельности сойдет. Ничего такого у вас, случайно, не предвидится?
Я задумался. По возрасту ничего не предвиделось. А что считать началом моей творческой деятельности? Быть может, первую публикацию обо мне в прессе? Это был рисунок в школьной стенгазете, где изображался я со своей соседкой по парте Валей Зубчук, а внизу стихи классного поэта, в смысле, поэта из нашего пятого «А» класса:
«Володарский и Зубчук – отбиваются от рук!»
Нет, это несерьезно, да и когда было?.. И тут я вспомнил – есть юбилей! И никто такого еще не отмечал! Тридцать лет назад мне последний раз съездили по морде!
Эх, тридцать лет назад так одна женщина меня уважала! За год до этого мы с ней расписались. Она недавно окончила институт, а меня уже артисты известные со сцены исполняли, в газетах рассказы печатали. Так вот, когда я работал, она боялась звук издать, чтобы не потревожить. Тапочки себе на войлочной подошве старушечьи купила, чтобы бесшумно мимо скользить. Нынешним такую преданность не понять, а моя благоверная однажды для меня три часа в очереди за сосисками простояла!
Времена такие были – ничего легко не давалось. А с трудом доставшиеся продукты мы хранили в старом холодильнике «Днепр». Его мои родители вскоре после войны купили, и он у нас еще прекрасно работал. Я вообще думаю, он должен был стать танком, но война окончилась, и он стал холодильником.
Окна нашей квартиры выходили на хозяйственный магазин, и это было везение. У моего приятеля в доме был расположен районный суд, так этот приятель первым из всех моих знакомых развелся. А мы однажды по случаю купили в своем хозмаге два чайника и потом один из них обменяли на утюг.
И вот вышла как-то подруга моей жизни на прогулку и пропала. Через пару часов я забеспокоился. Глянул из окна, а у входа в наши «Хозтовары» – толпа. И слова чьи-то до меня донеслись: холодильники будут давать! Когда будут давать – неизвестно, но давка уже в разгаре. И в центре – моя самоотверженная Аня, причем, в интересном положении, о котором я знаю, а остальные пока даже не догадываются.
«Надо вызволять!» – решаю я и вхожу в самую гущу охотников за холодильниками. Вдруг вижу – какой-то тип выпихивает мою супругу из очереди, типа «вас тут не стояло!». Я, естественно, говорю: «Ты что делаешь?». И тут этот некультурный человек разворачивается и без слов всаживает мне «джеб» правой прямо по сопатке. А надо сказать, меня редко в жизни били. Я крупный на вид. К таким инстинктивно меньше пристают. Поэтому боевая сноровка у меня не та. Тем временем этот«кличко» проводит повторный удар и снова попадает, потому что промахнуться по мне трудно, у меня размер головы 62 в диаметре – не все фабрики такие «груши» производят. Тут я вспоминаю, что в прошлом я мастер спорта всего Советского Союза, и неважно, что по фехтованию, хватаю и валю этого бойца на землю. И вот отчетливо помню: он лежит у моих ног, я понимаю, что пора наносить удар нижней конечностью, и я – победитель. Но как? Такие удары в футболе – это я хоть «щечкой», хоть «пыром», а по лежащему человеку, даже если он гад, не получается. Пока я об этом думаю, нас растаскивают в стороны.
Мы идем домой, мой нос в крови, Аня в ужасе, а я так и не понимаю, что это было: победа или поражение?
Много лет прошло с тех пор. Канул в прошлое холодильник «Днепр», а вслед за ним войлочные тапочки и трепетное уважение к домашнему литератору, но иногда я неожиданно произношу проникновенно:
– А помнишь, Анна, как я за твою поруганную честь в последний бой вступил и кровь за тебя пролил?
Ее лицо молодеет вдруг доброй улыбкой, и я снова готов стоять за нее до победного конца!